С феями шутки плохи [litres] - Кира Измайлова

– Целы. А что? Ты и в этом разбираешься? – приподнял он бровь. По глазам видно было – не верит он мне.

– Нет, но когда старика Дэви чуть не насмерть затоптал племенной бык, я помогала соседкам за ним ухаживать. Лекарь хотел отнять ногу совсем, да мы не дали. Дэви сильно хромает, но жив ведь…

– Да, смотрю, девицы из предместий – просто кладезь талантов, – усмехнулся он. – Подай флакон.

– Не надо, сударь, пожалуйста! – попросила я и добавила в ответ на вопросительный взгляд: – Мой отец умер из-за этого снадобья. Тетушка давала ему все больше и больше, и под конец он вовсе перестал просыпаться… Так и умер во сне.

– А что с ним случилось? – спросил герцог, устроив больную руку поудобнее. – Я полагал, он скончался от старости.

– Ну что вы, сударь… Ему едва сравнялось пятьдесят, какая уж тут старость.

– И все же? Да присядь ты… – тут он невольно улыбнулся. Надо сказать, улыбка его красила. – Не стой столбом.

Я придвинула поближе стул с модными гнутыми ножками – как по мне, крайне ненадежное сооружение, даже подо мной он поскрипывал, а под герцогом, наверно, вовсе мог развалиться, сядь тот с размаху.

– Папа болел, – сказала я, помолчав. – Лекарь говорил: если бы эта болезнь оказалась в ноге или руке, можно было бы их отнять, тогда папа бы пожил еще. Но она оказалась глубоко внутри, не отрежешь…

– Лекарь у вас с какой-то болезненной страстью все отрезать, – фыркнул герцог.

– Не он один так говорил. Тогда мы жили не бедно, приглашали даже придворного лекаря, он сказал то же самое. Ну разве что денег за визит взял втрое больше.

– И что же, по-твоему, не так с этим снадобьем?

– Оно отнимает разум, – сказала я и, сама не знаю зачем, рассказала о своих догадках.

– Поверь, Маргрит, в юности я пробовал подобные зелья, но только раз, потому что больно уж мерзко терять рассудок по собственной воле, – без тени улыбки сказал герцог, выслушав мою историю. – Это не как от вина, нет, но не проси объяснить в подробностях, не сумею. Видится, конечно, всякое, в голове легко и пусто… а как очнешься – будто неделю пил без просыпу, колотит в ознобе и мутит, а что в голове творится, и описать не могу.

Я молчала.

– Это не оно, – кивнул он на флакон. – Это болеутоляющее, и если мне нужно всего две капли, чтобы не маяться от этой дрянной раны, то твоему отцу требовалось куда больше. Если я верно понял, о какой болезни идет речь, умирать он должен был долго и мучительно.

– Он и так умирал долго. Говорю ведь, под конец тетушка наливала ему эту мерзость чуть не стаканами, и он не приходил в себя…

– А ты бы предпочла, чтобы он сутками кричал от нестерпимой боли? – холодно спросил герцог, и я осеклась. – Я понимаю, ты думаешь, что твоя тетка нарочно уморила его, но, сдается мне, это не так. Чем дальше заходит болезнь, тем хуже делается человеку, я не удивлюсь, если твой отец сам просил добавить ему лекарства.

– Понятно… – я отвела глаза. Мне как-то в голову не приходило поговорить об этом с тетушкой.

– Сколько тебе тогда было лет?

– Еще не сравнялось шестнадцати, но какое это имеет отношение… Впрочем, не говорите. Я и так понимаю, что была еще слишком глупа и многого не понимала.

– Вот именно. Возможно, корыстный интерес у твоей тетушки и имелся, но вряд ли она убивала твоего отца намеренно. А помощник аптекаря вряд ли знал, чем болен мастер Гастон, потому и удивился…

– Может быть, вы правы, – кивнула я.

– Кузина твоя, должен сказать, очень миловидна, – добавил он вдруг ни с того ни с сего.

– Да, сударь, не чета мне, – улыбнулась я. – Правда, она в глубокой печали: тетушка собирается выдать ее замуж.

– Это трагедия, – согласился герцог. – И подай мне наконец флакон! Болтовня, конечно, отвлекает, но не до такой степени.

Спорить с ним не было смысла – он и сам мог встать и взять лекарство, поэтому я повиновалась. Действительно – всего две капли…

– Вас лихорадит, – сказала я. – Может, в рану попала грязь?

– По-твоему, я не видел ран? – в тон мне ответил он. – Чушь, заживет, и не такое бывало.

Я вспомнила шрам у него на затылке и вздохнула.

– Меня больше интересует, почему взбесился конь… – проговорил герцог. Видно, подействовало лекарство, и ему стало легче. – Браста я взял жеребенком, сам обучал, сам выезживал. Он не дается в руки чужим, если я не прикажу…

– Как собака, – не удержалась я.

– Именно. Он и сражаться умеет, – усмехнулся герцог. – Бывало и такое… А что такое разъяренный жеребец, думаю, ты можешь представить.

– Пожалуй, могу, – кивнула я. – А не могло это быть покушением?

– Кажется, ты перечитала романов.

– Ну ведь не все в них выдумки, сударь. Отчего не может случиться так, что кому-то очень не по нраву ваше влияние на его высочество? Вы сами сказали, что доверяет принц только вам. Ну и отцу, я полагаю, но…

– Ты, должно быть, уже выспросила соседских кумушек о том, кто я таков? – без улыбки спросил он и сел прямо.

– Не кумушек, – ответила я. – Но вы правы, я… поинтересовалась. И…

– Его величество сам отдал сына мне в руки, – негромко произнес герцог. – Мне тогда сравнялось девять, а Феликс едва родился. Больше я ничего не скажу. Ты и так уже знаешь слишком много.

– Простите, сударь…

– За что? Это вовсе не тайна. При дворе все обо всем знают, но предпочитают помалкивать. Сама понимаешь почему.

– Может быть, кому-то надоело помалкивать? – не удержалась я. – Говорю ведь, вы всегда рядом с принцем, он слушает вас как старшего товарища и брата… нет, постойте, не перебивайте! Неужто он не знает, что вы братья? Если при дворе все осведомлены об этом, то принц не мог не узнать! Тем более вы очень похожи на его величество…

– Он знает, конечно… – Герцог запрокинул голову, глядя в потолок. – Правда, делает вид, будто даже не слыхал ни о чем подобном.

– А решает за него отец. И вы, верно?

– Да. Только не надо придумывать глупостей о том, что Феликсу надоела наша опека. Может быть, и надоела, но ему так удобно: пока живы его отец и я, ему не о чем беспокоиться. И его величество знает, что при мне с принцем ничего не случится.

– Так, может, кому-то нужно, чтобы нечто случилось с принцем? Когда вас не окажется рядом? Нет-нет, – я подняла руки, – вы снова скажете, что я начиталась романов, но… Я ведь не о покушении говорю. Вы не забыли об Элле? Его высочество ведь снова может проехать мимо нашего колодца, а вас не будет поблизости. Я не представляю, что может сделать та фея, клянусь, но вдруг принц позабудет обо всем при взгляде на Эллу?

– А вот это уже ближе к истине, – подумав, сказал он. – Должно быть, колдунья может заставить послушного коня ни с того ни с сего вздыбиться и понести. Сбрую проверили, она в порядке, под седлом ничего не было… Не иначе, в самом деле волшба! Надо вставать, иначе не могу представить, во что это выльется…